|
 В народной традиции отношение к этнически, социально или конфессионально "чужому" определяется целым набором этнокультурных стереотипов. При этом "чужому" приписываются сверхъестественные свойства, связь с потусторонними силами, способности в магии и ведовству (как вредоносному, так и продуцирующему) <белова 2001>. Различные магические практики, направленные на плодородие земли и скота, достижение благополучия в семье и хозяйстве, а также — не будем лукавить! — призванные обеспечить успех задуманному предприятию не совсем праведными средствами, составляли одну из наиболее "актуальных", связанных с повседневностью сторон жизненного уклада. Мифологизированная фигура "чужого" в фольклорном контексте "магической повседневности" оказывалась более чем кстати. А если "чужой" оказывался к тому же и близким соседом, обмен магическими "рецептами", текстами заговоров, амулетами становился делом обычным и взаимовыгодным. В то же время непосредственное соседство с иноверцами побуждало к особой бдительности, ведь от "чужих" знахарей, да и вообще от любого инородца можно ожидать опасных козней.
Именно такая картина взаимоотношений восточных славян и евреев в XVIII — первой половине XX в. складывалась в регионах тесных этнокультурных контактов — такими областями были Подолия, украинское и белорусское Полесье, Смоленщина, Виленская губ., Прикарпатье и Закарпатье. Помимо того, что народные верования русских, украинцев и белорусов, соседствовавших с евреями на территории "черты оседлости", представляют собой уникальный комплекс представлений, единых для восточных славян, эти верования составляют живую традицию, что подтверждается материалами этнолингвистических экспедиций последних лет. Отметим также, что ряд народных суеверий в отношении евреев распространился далеко за пределами тех регионов, где они составляли органический элемент взаимных представлений, обусловленных традицией. Как часть городского (и в общем-то вненационального) массового сознания, подобные представления, уже изрядно искаженные и упрощенные до примитивности, нередко становились основой для бытового да и государственного антисемитизма.
О чем же свидетельствуют факты народной культуры? Как относились к "необычным" способностям друг друга славяне и евреи, жившие бок о бок не одно столетие? Как относились они к "чужим" обрядам и праздникам, когда и зачем прибегали к помощи "чужих" колдунов и знахарей?
"Магия праздников" — так можно назвать феномен, определяющий взаимное отношение к этнических соседей к важным датам "чужого" календаря. Именно к "чужому" празднику можно приурочить исполнение магических обрядов для достижения благополучия в хозяйстве.
Согласно гуцульскому поверью, на христианскую Пасху евреи обязательно хотят одолжить у соседей-христиан огня, потому что это хорошо для скота и приносит удачу <онищук 1912: 40>. Значимость для хозяйственной магии "чужого" пасхального огня усиливается еще и тем, что пасхальный огонь — это "новый", впервые зажженный (иногда так называемый "живой" — т.е. полученный трением) огонь, следовательно, магическая сила его особенно велика. В свою очередь в Белоруссии и в Подолии был распространен обычай накануне Пасхи разжигать и поддерживать огонь на погосте с помощью повозок, бочек, колес, украденных у евреев <зеленин 1914: 456>.
По наблюдениям гуцулов, евреи стремились "как бы случайно" принять участие в обрядовом обливании водой в "Волочильный понедельник" (понедельник после Пасхи), чтобы уберечься на весь год от коросты <онищук 1912: 41>. Стремясь быть облитыми водой в пасхальный понедельник, евреи вели себя вполне в русле местной славянской традиции, где ритуал обливания и сопровождавшие его приговоры-благопожелания как раз и способствовал получению здоровья и благополучия на весь год.
В дни особо "магически значимых" праздников и славяне, и евреи исполняли одни и те же охранительные ритуалы, чтобы избавиться от происков нечистой силы. Так, в Закарпатье "на Юрья" (день св. Георгия, 23.IV/06.V), когда, согласно народным верованиям, ведьмы отнимают у коров молоко, и гуцулы, и местные евреи разжигали костры из вонючих материалов, чтобы не допустить ведьм к скотине; у костра все время должен был находиться стражник, чтобы никто не мог похитить уголек и таким образом навести порчу на коров <онищук 1912: 43>.
В гомельском Полесье был записан рассказ о том, как еврей, используя общеизвестные в Полесье способы отгона нечистой силы, смог уберечь своих коров от ведьмы, которая в ночь на Ивана Купалу пыталась сглазить его коров. Когда голая ведьма стала собирать в хлеву навоз, заранее спрятавшийся в хлеву еврей стал повторять все ее действия — и ведьма исчезла (с. Барбаров Мозырского р-на Гомельской обл., 1983, зап. Н. Борзаковская). И славяне, и евреи использовали одни и те же обереги от нечистой силы, например вешали в хлеву убитую сороку, чтобы защитить скот от "злого" (черта, ведьмаря).
Славянские рассказы о ритуалах, совершаемых во время еврейских праздников, удивительным образом совмещают в себе "этнографический" и "мифологический" пласт. С одной стороны, они содержат наблюдения, свидетельствующие о пристальном внимании, с которым местные жители Прикарпатья или Полесья наблюдали за обрядами своих соседей и своеобразно интерпретировали их (часто с точки зрения собственной традиции). С другой стороны, в этих рассказах отражается один из наиболее устойчивых стереотипов — о связи иноверцев с нечистой силой.
В Прикарпатье рассказывали, что во время пасхальных праздников евреи едят мацу. Берут деревянную ложку и кавалок хлеба и сжигают. После праздника идут на то самое место, "перепрошуют" хлеб и говорят: "Гам, гам! Ходи хлїбе 'д нам!" <франко 1898: 199-200>. Из этого описания хорошо видно, как праздничный ритуал (избавление от хамеца и поиски афикомана) в глазах славян превращается в некий магический обряд "приглашения" хлеба (ср. славянское обрядовое приглашение на рождественский ужин мороза, предков-"дедов", животных и т.п. ради урожая и благополучия в наступающем году).
На Волыни считали, что благополучие евреев во многом зависит от нечистой силы: в праздник Песах "жиди ставлють вино на столi, хрiн i петрушку i ото приходить той шо з рiжками, п'є там вино и закушує, i оставляє грошi. Не до кажного жида вiн i заходе, а тiлькi до дуже щасливих" <кравченко 1911: 11>. В этом рассказе, вероятно, трансформации подверглось представление о том, что на Песах пророк Илия может посетить каждый еврейский дом. Поскольку "чужой Бог" и "чужие святые" выступают в народной славянской традиции как представители потусторонних сил, то образ сакрального посетителя приобретает характерные для демонологического персонажа признаки. О том, что под эвфемистическим названием той шо з рiжками (ср. выражения бог с рогами, ангел с рожками в значении "черт") вполне может подразумеваться черт, свидетельствует другая история — "Жидiвський бог", — записанная в Подолии. Сторож при корчме рассказывал, как на еврейскую Пасху он тайком подглядел, что же делают евреи, собравшись на праздник. "От вони позаставляли на мисках їдзеня, посвiтили свiчки, ростворили дверi, i давай кричати, просити, щоби прийшов їх божок". И вот что-то слезло с чердака — "кудлате, грубе, таке нiби собака, нiби чоловiк", — но в хату войти не захотело. Евреи обыскали дом, нашли притаившегося сторожа и выгнали его. Уходя, он успел заметить, как "тота бiда вiйшла в хату, вискочила на стiл i щось трохе хлиптала". Только после того, как "бiда" наелась и покинула дом, евреи приступили к праздничной трапезе <левченко 1928: 64-65>.
Главным драматическим событием Судного дня считалось похищение чертом евреев во время богослужения (это широко распространенное на Украине, в Белоруссии и в восточной Польше поверье послужило основой для рассказа В.Г. Короленко "Судный день"). Чтобы избежать похищения и отпугнуть черта-"хапуна", евреи приглашали на свою молитву христианина с "громничной" свечой. "И там должэн присутствовать одын наш мужык, украинэц... Еврэи ўжэ увэрэны, шо ўжэ их хопун нэ вузьмэ. Це у нас ў сили былу. Мою мбты приглашалы ночовать. Це я увэрэнно говору, шо то нэ кбзка" (с. Рясно Емильчинского р-на Житомирской обл., 1981, зап. А.Л. Топорков). Присутствие среди евреев "чужого" с освященной в церкви на праздник Сретения свечой (она использовалась как оберег от грома, молнии и нечистой силы) обеспечивало противостояние демоническим силам в канун Судного дня.
Еврейский праздник Кущей также воспринимался славянами сквозь призму своей традиции. В Полесье рассказывали, что "на кучки" евреи совершают специальные магические ритуалы, вызывая дождь (что с точки зрения местных жителей было совершенно бессмысленно, так как осень в Полесье и так дождливая). Евреи брали тыкву, проделывали в ней отверстия, через которые сливали воду, имитируя дождь. В с. Рясно Емильчинского р-на Житомирской обл. рассказчики отмечали, что воду евреи могли сливать и через решето, что вполне соответствовало одному из "местных" магических способов противостояния засухе: "Цэ евреи так роблять, шоб дошч ышоў — льют воду чэрэз рэшэто, або у гарбузу дырки прокручывают и <наклоняют все под него голову> — шоб дошч буў" (1981, зап. Е.С. Зайцева).
По свидетельству из Прикарпатья, евреи "на кучки" любят, чтобы шел дождь (если идет дождь, считается, что у них будет много денег). Когда "на кучки" начинается дождь, они подставляют под капли головы — "как будто деньги на них капают" <Франко1898: 200>.
В то же время дни "чужих" праздников воспринимались как опасные, неблагоприятные для хозяйственной деятельности. Так, по белорусскому поверью, в праздник Кущей нельзя было рубить и складывать в бочки капусту — сгниет . В 1985 г. во время экспедиции в брестское Полесье были зафиксированы сходные запреты: заквашенная на "жидиўски кучки" капуста быстро испортится, будет иметь неприятный запах (с. Онисковичи Кобринского р-на).
В Витебской Белоруссии полагали, что нельзя сеять рожь в период между еврейским Новым годом и Судным днем (эти дни назывались "жидовские сты(о)яны", так как евреи в это время "стояли" на молитве) — от такого посева во ржи будет "стоять" только пустая солома <никифоровский 1897: 107>. В белорусском Полесье (Слуцкий повет) также считали, что не следует сеять жито, когда евреи "стаяць у школе перад страшнаю нуоччу" (молятся в синагоге в канун Судного дня), потому что уродятся только "пустыя каласы-стаяны" <сержпутоўскiй 1930: 62>.
"Праздничные приметы". Непосредственно с сельскохозяйственной практикой связаны приметы о начале работ (сев, посадка различных культур), приуроченных к датам еврейского календаря. Так, на Украине (Лубенский у.) подсолнечник сажали в субботу или в дни, на которые приходились еврейские праздники ("як жыды на кучкы сидалы"). По народному поверью, это обеспечивало сохранность посевов от воробьев. Зависимость времени посадки от еврейских праздников объяснялась так: "Затим горобци не будуть пыть соняшника, шо жыд у суботу ничего не робыть". Связь же воробьев с субботним отдыхом евреев, по мнению рассказчика, состояла в следующем: когда Божья мать прятала Христа во время избиения младенцев, воробей своим криком "жив! жив!" предательски указывал путь воинам Ирода. За это Христос воробья проклял: "Хай горобець буде, як жыд". С тех пор воробьи, подобно евреям, соблюдают их жизненный уклад и ничего не делают в субботу. Той же магией подобия обусловлено правило сажать подсолнечник до восхода солнца, а лучше после его захода — "горобци вже не жырують тоди, не щебечуть, бо на шабаш пишлы, як жыды" <милорадович 1991: 246-247>. Своеобразное "родство" евреев и воробьев проявляется также и в украинском поверье: "Воробьи, подобно жидам и чертям, не любят сала, и потому советуют всякому, желающему отогнать воробьев от посева, при сеянии мазать руки освященным салом" <чубинський 1995: 66>.
"Профессиональная" магия. Сверхъестественные способности знахарей-иноверцев признавались иногда более действенными, чем умения "своих" колдунов. Об этом — гуцульская быличка о страннике-еврее, который пришел в один дом на пасху, не отказался от "свячоного" угощения, а потом не только "заговорил" буйную корову, но и сделал ее неподверженной сглазу <онищук 1909: 119-120>. Иногда знахарь-еврей мог "пересилить" местного колдуна, расстроить его козни. Во время экспедиции 2000 г. в волынское Полесье в с. Речица нам рассказали о местечковом еврее-знахаре, который славился по всей округе своим умением обезвреживать "заломы" или "завитки" (скрученные колосья, которые колдун оставляет в поле с целью наведения порчи). Дед рассказчика пригласил этого еврея, чтобы уничтожить "завитку" на капусте. Еврей с помощью "своей" молитвы обезвредил "завитку" и разоблачил недоброжелателя, заставив его прилюдно бежать за телегой в чем мать родила.
Перед смертью "знающие" стараются передать свой дар кому-либо из окружающих, причем неподготовленный "наследник" часто испытывает после этого страшные мучения. Иногда таким избранником становится "чужой", как в карпатской быличке о том, как колдунья передала свое "знание" ничего не подозревающей еврейке, попросив взять себя за руку (обычный прием при передаче колдовских способностей). В Киевской губ. рассказывали, как еврей при помощи пояса поймал ведьму, которая, обратившись в колесо, проникла в хлев, и не отпускал ее до тех пор, пока она не пообещала передать ему свое умение <гнатюк 1912: 103>.
Утратить свои способности "знающие" могли, например, оказав медицинскую помощь иноверцу: излечив еврея, знахарь впоследствии уже не мог вылечить от этой же болезни пациента из "своих" (Западная Белоруссия; Federowski 1897: 415). В ровенском Полесье повитуха, прочитавшая молитву над роженицей "у жидов", была бессильна помогать остальным людям (с. Боровое Рокитновского р-на).
Подобно славянским ведьмам, принимающим вид животных и даже неодушевленных предметов, оборотни-евреи также пробираются в чужие коровники, чтобы испортить скот или отобрать у коров молоко. Как говорится в быличке из Галиции, сельский "жид-опырь" превращался по ночам в кота и забирался в хлев богатого хозяина. Однажды хозяин увидел в хлеву кота, схватил его и отрезал ему ухо. Наутро все увидели, что еврей-корчмарь ходит с перевязанной головой (типичный сюжет восточнославянской былички о распознавании ведьмы). После этого случая "опырь" утратил свою вредоносную силу, и другие "опыри" перестали признавать его <яворский 1915: 262>. Как следует из закарпатской былички, записанной известным фольклористом П.Г. Богатыревым, ведуны разных национальностей легко находят общий язык: "Ведьм (босуркань) можно видеть ночью. Мой старый тесть их встретил. Как-то в полночь он возвращался домой и услышал в грушевом саду какой-то шум. Он посмотрел в ту сторону и увидел одну еврейку, двух русских женщин и одного умершего недавно мужчину по имени Волотир; все четверо были из Кривы..." <богатырев 1971: 282>.
Особой колоритностью отличались приемы, которые использовали евреи-корчмари для привлечения клиентов. Отметим, что приемы эти не были специфически "еврейскими" — аналогичные действия совершали кабатчики и в Центральной России (скорее, здесь можно говорить о "цеховой" магии). В Гродненской, Виленской, Ковенской губ., а также в Карпатах бытовало верование, что евреи стремились завладеть веревкой, на которой повесился самоубийца; кусочки от нее они держали в бочке с горилкой или тайком подбрасывали в рюмки пьющей публике, чтобы люди шли к ним так же активно, как они шли смотреть на покойника <шейн 1890: 550; франко 1898: 213>. В закарпатском селе Нижние Ворота рассказывали, что еврейка-корчмарка для привлечения богатого гостя обмыла горилкой свои половые органы со словами: "Как задница держится другой частины, так пусть тот человек (назвала имя) держится и пьет нашу горилку". После этого она хотела предложить горилку гостю, но ошиблась, и подала выпивку не богачу, а бедному человеку, который выпил наговоренное питье и вконец разорился (зап. 1948 г.; Архив Ин-та этнологии и антропологии, ф. 6, д. 2599, л. 147).
Традиционным было представление, что евреи (торговцы, корчмари) являются обладателями волшебной неразменной монеты ("инклюз", "анклюз"). Гуцулы считали, что евреи способны опознать "инклюз" среди других монет "по голосу" <шухевич 1908: 214>. По поверьям украинцев, "инклюз", полученный от еврея в качестве сдачи, "вытягивал" деньги из кармана покупателя и возвращал их хитрому еврею. Иногда еврей мог предложить взять у него "инклюз", однако условием такой сделки было осквернение святынь: христианин должен был плюнуть на изображение распятия и поцеловать изображение "злого духа" <гнатюк 1912: 226>.
"Повседневная" вредоносная магия. Чтобы действенно отомстить обидчику или навести порчу на недоброжелателя, также вовлекали "чужих" в круг магических действий. В Белоруссии, чтобы наказать лиходея, жертвовали деньги на три "еврейские школы", чтобы раввины помолились о погибели врага (кстати, то же самое делали, если хотели найти и вернуть украденную вещь). Еще один способ мести — накануне большого праздника помолоть в жерновах медные деньги, а потом пожертвовать их в синагогу <сержпутоўскiй 1930: 135, 243>.
Евреи же считали, что самый тяжелый "урок" (т.е. сглаз) может навести "гой" — не еврей .
Осторожность не помешает! Представления о том, что всякий "чужой" может быть источником опасности, выражены в целом ряде правил общения, которые следует соблюдать, чтобы не навлечь на себя беду. Так, крестьяне Виленской губ. считали, что при встрече с евреем нельзя допустить, чтобы он обошел тебя справа — это большой грех; точно так же нельзя было отвечать на вопрос еврея "который час?" — верили, что "он тебя этим вопросом проклинает" . В Белоруссии (Слуцкий повет) свадебная процессия после венца обязательно заезжала в корчму, "каб жыды не абiджалiса да не рабiлi праклёнаў" <сержпутоўскiй 1930: 181>. Осторожность следовало соблюдать и при совершении торговых сделок: нельзя было допустить, чтобы какую-либо вещь первым "заторговал" (приценился к ней) еврей — это сулило неудачу в торговле <сержпутоўскiй 1930: 133>. Сравним это белорусское поверье с представлением из восточного Мазовше о том, что покупая у еврея курицу-несушку, не следует выпускать ее из рук, иначе "израэлит" потихоньку вырвет у нее три перышка из-под крыла и скажет: "Тебе мясо, а мне перья", — и курица не будет нести яйца .
Отметим, что и славяне, и евреи действовали совершенно одинаково, например, при случайной встрече со священником, которая сулила неудачу в пути. Разминувшись с попом или ксендзом, нужно было бросить ему вслед горсть соломы, чтобы не лишиться удачи в дороге.
Магия "на удачу". Представления о том, что иноверец может выступать как податель благополучия и здоровья, находили воплощение и в обрядовых действиях. Православные жители польского Подлясья считали, что для успешного сватовства нужно было взять с собой на сговор какую-нибудь вещь, взятую взаймы у евреев. Невеста на свадьбе держала при себе спрятанный на теле предмет, одолженный у еврейки; считалось, что в этом случае брак не будет бездетным .
Предметы, принадлежащие евреям, могли выступать в качестве своеобразных "катализаторов", обеспечивающих успех в делах. Так, на Витебщине верили, что в сеть "дужа будиць ициць рыба", если рыбак, начиная вязать сеть, вплетет в первые ячейки нитку из "жидовского богомолення" (еврейской ритуальной одежды — талеса). При этом чудодейственная сила нитки усиливалась, если она была взята из талеса украденного <никифоровский 1897: 198>.
Магия окказиональных обрядов. В кризисных жизненных ситуациях (засуха, эпидемия, мор) практиковались магические ритуалы с намеренным или невольным участием "чужих", роль которых также была подобна неким "катализаторам". Во время засухи жители Полесья бросали в колодцы горшки, украденные у соседей-евреев, или обливали еврея водой. По сообщениям из Могилевской губ., в 1889 г. во время эпидемии оспы еврейские женщины участвовали в обряде опахивания села вместе с белорусскими крестьянками (Архив Ин-та этнологии и антропологии, кол. ОЛЕАЭ, д. 381, л. 27).
Обереги и лечебная магия. Ритуальные предметы, принадлежащие "чужим", часто использовались в народной медицине и выполняли функцию оберега. Например, от простуды следовало намазать нос сальной свечкой, которую евреи зажигали в субботу — "на шабаш". Чтобы избавиться от коросты, белорусы в Слуцком повете подвешивали над корытом еврейский талес, трижды обливали его взятой из трех источников водой, после чего обмывались этой водой сами <сержпутоўскiй 1930: 194>. Талес использовали и при лечении припадков эпилепсии — им накрывали больного (с. Копачи Чернобыльского р-на Киевской обл., 1985, зап. М.Г. Боровская). По видимому, этот прием был "позаимствован" полешуками у евреев — например, на Волыни при падучей болезни евреи накрывали больного талесом или свадебным пологом . На Смоленщине крестьяне трижды сливали воду через "бляшку от еврейского богомолья, что бывает на косяках дверей" (имеется в виду мезуза. — О.Б.), и три зари подряд давали пить эту воду больному лихорадкой <добровольский 1914: 30>. По сообщению из Галиции (Дрогобычский пов.), во время эпидемии холеры евреи похищали крест с христианского кладбища, сжигали его и углями обводили свою хату <щербакiвський 1991: 548>.
Оберегом для роженицы и ребенка, как говорили в полесском селе Стодоличи (Лельчицкий р-н Гомельской обл.), служило некое "святое письмо", которое надо держать при себе: "Около Днепра появилась икона на вершине березы. Никому письмо не давалось, только одному молодому еврейчику. Он всё переписал. Кто письму верил, тому отпускались все грехи. Женщина рожать будет легко. Написано, как замовлять пули. Младенец счастливый будет вечно" (1974, зап. Р.А. Агеева). Отметим, что у поляков, например, большой популярностью пользовались заговорные тексты, воспроизводившие знаки древнееврейского письма .
Так статус "чужого" определял участие этнических соседей в обрядах и магических ритуалах друг друга, обусловливал проникновение культурных элементов из одной традиции в другую. При этом в области народной магии практика соседства только укрепляла фольклорно-мифологические стереотипы в отношении "своих" и "чужих".
|
