Почему на Пасху на кладбищах вдруг нет священников?
Потому что Пасха — это праздник жизни. В этот день надо радоваться о Боге и о весне и с этой радостью идти к живым, к друзьям, к родным. Радость настолько наполняет в эти дни церковную жизнь, что ничто даже не читается в храме, но все поется. Ни одной заупокойной молитвы в храме в эти дни не возносится. Лишь на девятый день праздника — во вторник второй седмицы (недели) после Пасхи, на Радоницу, возобновляются молитвы об усопших.
Привычка же на Пасху ездить на кладбище стала массовой именно в советское время. Люди хотели на Пасху сделать что-то религиозно-значимое, но в храм идти боялись. И тогда шли на территорию, пограничную между властью советской и Царством Божиим, — на кладбище. А для парткома была «отмазка»: весна, мол, съездили могилку подправить, ничего религиозного, просто семейный субботник...
Но сегодня все эти вереницы автобусов едут уж не от советской идеологии, а мимо Православия, мимо молитвы, мимо пасхальной радости... Грех не в том, чтобы появиться на кладбище в день Пасхи. Грех — это когда человек ради такой поездки экономит силы на ночной Пасхальной службе.
Вредит ли душе кремация тела?
Для посмертной судьбы человека образ погребения не имеет значения (не путать погребение с отпеванием). Многие христиане были растерзаны зверьми, растворены в серной кислоте или сожжены. Для Бога это не является препятствием в воссоздании нового человека. Как еще во втором веке сказал Минуций Феликс: «Мы не боимся, как вы думаете, никакого ущерба при любом способе погребения, но придерживаемся старого и лучшего обычая предавать тело земле». Самой кремацией нельзя оказать влияние на человеческую душу. Более важно знать мотив, по которому кремация была совершена.. Если человек сознательно избрал такой путь своему телу после смерти — это значит, что он заранее не желал погребения по христианской традиции. Но если кремация была навязана после кончины, в ней не будет вины умершего.
И все же, хотя сожжение не грех, это не значит, что Церковь приветствует данный ритуал. Дело в том, что при сожжении исчезает столь значимая для христианства символика зерна: тело опускают в землю подобно зерну, которое может воскреснуть в новой космической весне.
Кроме того, заключение пепла в колумбарий оставляет человека в каком-то вечном коммунизме. К родственнику нельзя потом прийти один на один, подобно тому, как это можно сделать за обычной кладбищенской оградкой.
Неодобрение Церковью кремации мотивировано не боязнью того, что сожжение повредит погребаемым; просто пастырское сердце видит, что для тех, кто сжигает своих близких, это действие неназидательно: оно всевает в душу скорее отчаяние, нежели надежду.
Достаточно замолить грех — можно с чистой совестью жить дальше?
Да нет в церковном богословии такого термина — «замолить грех». Нет тут математики — сколько молитв надо прочитать для отпущения вот такого-то греха. Но если человек начал такую молитву — это уже хорошо. Значит, он уже осознал нечто как свой грех и уже наметил движение своей воли в сторону, уводящую от этого греха. Это первый шаг. Но это еще не искоренение греха и не заживление его последствий. Болезненное воспоминание о том грехе должно оставаться навсегда. Чистая совесть только у людей с короткой памятью.
Самоубийство — это проявление силы характера или, наоборот, слабости?
Самоубийство — это почти всегда трусость и малодушие. Не случайно Церковь рассматривает его как смертный грех. Это трусость растратчика, который знает, что ему нужно отдавать деньги, а у него их нет; трусость блудника, нагулявшего себе дурные заболевания и стыдящегося обнаружить их перед другими; трусость офицера, бездарно загубившего своих солдат и не решающегося смотреть в глаза их матерям. Однако бывают случаи добровольного ухода из жизни, на которые нельзя смотреть как на смертный грех. Когда человек решается на такое ради сохранения евангельской правды и следования высшим нравственным ценностям. Скажем, свт.Василий Великий описывает самоубийство девушек-девственниц, знавших, что варвары, взявшие их город, будут надругаться над ними и нарушат данные ими обеты. Церковь их считает не самоубийцами, а исповедницами. В некоторых случаях действует и другой нравственный принцип: нет большей любви, как если кто положит душу свою за друзей своих. Чаще всего солдат, который, чтобы исполнить свой воинский долг, в безвыходной ситуации идет на гибель вместе с врагами, не может быть назван самоубийцей. Но, как правило, самоубийство — это малодушие и трусость, и различия здесь, наверное, всем понятны.
Известно, что самоубийц в Церкви не отпевают. Бывают ли некоторые исключения?
Если человек страдал душевным заболеванием, находился в невменяемом состоянии, был, что называется, не в себе, то церковные послабления допускаются. Тогда это уже медицинская проблема, хотя и сопряженная с духовной. Но подходить к этому нужно строго и честно. В таких случаях лучше бы родственникам не доставать ложных справок о психическом нездоровье усопшего самоубийцы для того, чтобы им разрешили отпевание. Если они здесь лукавят, то им нужно знать, что они и его душе пользы не принесут, и своим душам сильно повредят.
источник: Диакон Андрей Кураев
|